Пос
ле присоединения к России, в мирных условиях, Чувашия стала областью относительно высокой земледельческой культуры. Почти половина ее поверхности к этому времени распахивалась. Высок был удельный вес животноводства. Важное место в хозяйстве чувашей принадлежало охоте и сельским промыслам, связанным с обработкой сельхозпродукции и дерева. Однако о занятиях крестьян— об обыденном, традиционном — предания сохранили мало сведений. В них указывается, что чуваши обрабатывали землю и выращивали хлеба, содержали скот, выжигали и рубили лес, корчевали пни под новые пахотные участки, собирали мед диких пчел, ходили на охоту, ловили рыбу. Особо подчеркивается, что пахали землю деревянными плугами агабусь, имевшими железные лемеха. При вспашке лесной чищобы и целины в агабусь впрягали шесть-восемь лошадей, а при вспашке долго обрабатываемой пашни обходились тремя-четырьмя. Одно предание уверяет, что в старину агабусь называли арпаш (в дер. Большой Сундырь Ядринского района). Употребляли и косулю. «Чуваши,—говорится в предании,— обрабатывали землю агабусем, называвшимся чалаш — косулей. У чалаш был лишь один железный лемех. Косулю тянули четыре-пять лошадей». Постепенно среди чувашей распространяется русская соха. Возделывали рожь, овес, ячмень, полбу, горох, гречиху, репу, в незначительных размерах пшеницу.
Домашних животных — лошадей, коров, овец, коз, свиней — содержали в значительном количестве, из птиц — главным образом кур, меньше — уток и гусей. Охота играла заметную роль в занятиях чувашей. Опытные кайакда— охотники — были в почете. В XVI—XVII веках широко было распространено бортничество, в XVIII веке оно уступило место домашнему пчеловодству. В условиях господства натурального хозяйства большую часть орудий труда, транспортных средств, одежды чуваши изготовляли дома. Из них были ремесленники по обработке дерева и кожи, по гончарному делу, изготовлению музыкальных инструментов (пузырей, гуслей и пр.). В оврагах близ деревень чуваши заводили смолокурни, из пней добывали деготь. Ввиду введенного царским правительством в начале XVII века запрета чувашам, как и марийцам Н удмуртам, заниматься кузнечным и серебряным делом, чувашские деревни, как указывают предания, обслуживались русскими кузнецами.
В середине XIX века интересные предания о занятиях чувашей 100—150 лет назад записаны первым чувашским историком и этнографом С. М. Михайловым: «...В дачах деревни Юнги-Ядриной, в лесу, показывают чуваши признаки, где обитал знаменитый предок их Янгильда, имевший довольно пчел и скота: а потом тоже признаки дома строгого и благоразумного Яндуша, которого чуваши, по кончине его, летом повезли хоронить на 9 лошадях, запряженных в дровни, дабы на телеге не растрясло прах этого великого их родоначальника. Яндуш помер уже по принятии св. крещения и назывался Иаковым. Об этом родоначальнике чуваши рассказывают, что он в молодости был беден, находился в работниках у татар за Казанью, но напоследок, возвращаясь на свою родину, поймал дорогою рой пчел, от которого их развелось значительно, так что он имел несколько сот ульев и сделался богачом. Он был весьма уважаем, потому, что в рабочее время, разъезжая по полям, наблюдал, кто как работает, и если замечал ленивого, то наказывал плетью сам и таким образом заставлял любить трудолюбие. У него, как говорят, было много дочерей, которые были высокого роста и крепкого телосложения и разъезжали верхами, как воинственные амазонки. Жена его была мастерица ходить за дичью, которую, наловя, приготовляла для мужа своего кушанье и кричала ему на пчельник: Килях, Яндуш! Апат янда «Поди, Яндуш! Пища готова». Яндуш был прадедом самого С. М. Михайлова.
В его же записи — другое предание: «В старину, когда были здесь дремучие леса, хозяйство здешних чуваш находилось в лучшем состоянии: тогда богатое у них было пчеловодство: скотина была вообще крупная и сильной породы, по изобилию корма в дубравах и долинах; реки и ручьи изобиловали рыбою: карасями, линями, пескарями и гольцами, и в каждом почти околодке находились особенные карасиные пруды, в которых содержались крупные караси и лини... В прежние времена, до XVIII столетия, здешние инородцы занимались звероловством и птицеловством, потому что тогдашние дремучие леса изобиловали куницами, и лисицами, и другими пушными зверями... Случалось мне слышать от самих чуваш, что в старину один их соплеменник, Чемеевского прихода, дер. Яргейкино, по имени Сыделя, славился между ними отличным звероловом, так что он содержал даже у себя в доме ручных волков и лисиц, с которыми ездил в Чебоксары и ходил там по базару как с собаками, удивляя этим народ. За справедливость такого предания я ручаюсь, ибо Сыделя был родственником моим предкам. Птиц в оные времена в здешних лесах водилось бесчисленное множество. Грибы и ягоды родились тоже в изобилии, и чуваши собирали их и для себя и на продажу; но ныне воспеваются они только в чувашских песнях... По изобилию в старину лык и мочал, чуваши занимались тканьем цыновок, рогож и высоких своих классических плетушек, вроде кадей, называемых пютре, для хранения и развоза, по тогдашнему обыкновению на вьюках, хлеба».
В дер. Старые Урмары Урмарского района записано предание, касающееся бортничества. В старину Буртас (Партас-упашка) из дер. Буртасы, существовавшей на месте села Буртасы Урмарского района, отправился в одно несчастное для него время в лес обозревать свое бортевое хозяйство (дуплистые деревья с гнездами для диких пчел). Закинув дивёт—род волосяной веревочной лестницы — поднялся на высокий дуб к пчелиному гнезду в дупле. Случилось несчастье: дивёт упал на землю, никак не слезть — убьешься, высоко очень... Буртасу долго пришлось кричать, звать на помощь. Проходили лесом Энтри и Атай, ближайшие соседи, с которыми Буртас был в давнишней ссоре. Увидев несчастье своего обидчика, Энтри и Атай стали дорого запрашивать за подачу дивёт. Наконец, пришли к соглашению: Буртас отдает им свои самые лучшие бортевые ухожаи — участки. Энтри получил площадь земли, которой теперь пользуется дер. Хоруй, а Атай — участок поменьше, на котором теперь деревня Ичеснер-
Атаево. Бортничество в XVIH веке постепенно уступало свое место пасечному пчеловодству.
В XVII—XVIII веках, как указывалось в главах IV и V, в связи с ростом населения, расширением распашки и возникновением новых селений площади лесов сокращались. К концу XVIII века леса занимали 49 процентов всей площади Чувашии. Основную часть этих лесов составляли Присурский и Заволжский массивы. В заселенных районах лесов сохранилось мало. В XVIII веке площадь лесов сокращалась и из-за разработок корабельных лесов, хотя они были объявлены заповедными. Во второй четверти XVIII века была проведена подчистка дубовых лесов. К середине XVIII столетия на территории Чувашии насчитывалось около 2 миллионов подчищенных дубов. Первый в России опыт разведения дубовых рощ был сделан в Чувашском крае. В 1731 году около дер. Собачкино (ныне дер. Астакасы Мариинско-Посадского района) было посажено до 250 дубков, в 1751 году в районе дер. Тогаево (ныне село Мариинско-Посадского района)—свыше
7 тысяч дубков.
Хотя посадка дубов началась до воцарения Екатерины II, в Мариинско-Посадском районе бытуют предания о дубовых рощах екатерининской посадки. В Сотниковском лесничестве висит вывеска: Квартал 10, площадь 3,8 га. Посадка дуба 1768 г.
Записано немало преданий о расположении и планировке чувашских селений, о дворах, домах и постройках в XVI—XVIII веках. Деревни в большинстве своем были небольшими. В них улиц как таковых не было. Группы домов были расположены беспорядочно (сапаланса). Дома родственников располагались внутри одного большого двора (пускил) с одними воротами. Вокруг двора родоначальника ставились дома потомков. Они составляли патронимию — небольшую общину родственников. Большой двор часто располагался у источника воды. В 1927 году В. Яковлевой из дер. Чинеры Мариинско-Посадского района было записано: «На памяти моего отца в нашей деревне подобия улиц не было. Один двор был обращен в одну сторону, другой — в другую сторону, а третий — сзади них. Когда отцу было 8—9 лет, все дворы перенесли в два ровных ряда, образуя прямую улицу». Перепланировка селений и образование улиц были проведены по государственному распоряжению в 70-х годах XIX века. «В старину,—говорится в предании, записанном в дер. Арабоси Урмарского района,—на одной усадьбе жило по три, даже по пяти семей. К некоторым хозяйствам пробраться без расспросов было трудно...
Изба, клети, надворные строения были внутри двора. Двор был огорожен стеной». Подобное расположение двора зависело от сохранявшихся родовых пережитков. Однако предания уверяют, что кучное расположение нескольких (иногда до десяти) домов было вызвано необходимостью обороны от разбойников.
В предании о старинных Шоршелах (ныне Мариинско-Посадского района), записанном И. Я. Коньковым в 1970 году, говорится, что восемь семей — Байбаха, Атласа и их родственников из дер. Большое Камаево (в том же районе) переселились в местность Шордал (Белый ключ)—на берег реки Цивиля. От местности деревня получила название Шоршелы, а официально называлась Байбахтино — от имени родоначальника Байбаха. Вначале переселенцы устроили срубные полуземлянки дёр пурт на склоне речного берега. За несколько лет крестьяне обзавелись домами, постройками. Пил в те времена не было. Все строили только топором. У всех был один огороженный двор с одними воротами. Во дворе на четырех сторонах были размещены по две избы дверьми друг к другу, а между избами устроен преддверник алкум (алак уме), то есть сени. Посредине преддверника имелась перегородка с маленьким окошком. Курные избы хура пурт строили из неотесанных бревен. Вырубали одно или два маленьких окошка: через него не мог пролезть человек. Печь складывали из камней и глины, она не имела дымохода. Для выхода дыма из избы устраивали два отверстия тёнё в стене: одно близ печи, другое рядом с дверью.
Тёнё закрывали крышкой. Во время топки печи дым стоял в верхней части избы, спускаясь до половины двери. Он не успевал выходить через тёнё, и приходилось выпускать дым через дверь, которая открывалась вовнутрь. Дверь изнутри закрывали засовом, а ночью и подпоркой тёкё длиной от передней стены до задней. Это делалось для защиты от разбойников. Во дворе же, отдельно от изб, стояли помещения для скота, клети. Огороды располагались в стороне от деревни, гумна устраивались в поле. Во многих преданиях указывается, что двери изб были обращены на восток. Чуваши каждое утро, открывая дверь, обращались лицом к Солнцу и молились языческим богам и божествам.
Несколько по-другому повествует о расположении избы и построек во дворе предание, записанное В. Александровым в селе Большое Чурашево (ныне Ядринского района) в 1925 году. В нем говорится, что рядом с избой ставили клеть, конюшню, хлев. У всех построек двери открывались вовнутрь. В постройки можно было попасть из избы через боковые маленькие тайные двери. На ночь лошадей, коров, овец загоняли в их помещения и, проникнув в них через боковые двери, большие двери запирали перекладинами, чтобы их не могли открыть воры.
В юго-восточной, вновь заселенной части Чувашии, указывается в предании, опасаясь разбойников, «чуваши строили свои дома наподобие крепости: двор у них окружался высокими, часто двухэтажными надворными строениями, высокими пластинными дубовыми заборами, заключенными в толстые дубовые столбы, а изба строилась посредине двора. Окна в избе были маленькие, в одно или в два небольших звена, и таковых окон в избе было два или три, они прорубались очень высоко от земли. Избы изнутри запирались крепкими деревянными задвижками и прочными подпорками салап. Все амбары, конюшни, ворота имели по три крепких запора: внутри были подпорка салап, которая отпиралась посредством потайной веревочки, и деревянная задвижка, отпиравшаяся посредством деревянного шалнерного крючка, а снаружи особый громадный четырехугольный деревянный замок, твердо прикрепленный к полотну двери. Дома строили задами друг к другу (кута кутан) и прорубали маленькие двери для свободного перехода из одного дома в другой».
И в других преданиях упорно подчеркивается, что жилище строилось с расчетом защиты от нападений разбойников и лесных зверей. У курной избы вырубались очень маленькие окна, почему даже при солнечном свете в ней было темно. Она имела основную дверь и вторую — потайной выход, передние и задние фронтоны избы забирались бревнами, к печке устанавливали лесенку, по которой хозяин поднимался наверх и бросал на проникавших в избу воров камни.
Предание сообщает и о таком типе строений: в дер. Иваново (ныне Янтиковского района) юмзя Иван, основатель поселения, свой двор со всех сторон окружил двойной изгородью из хвороста и обмазал ее, для крепости, слоем глины с обеих сторон, утрамбовал глиной всю межстенную пустоту. Внутри укрепления, около своего жилища, воздвиг святилище. Сюда приходили окрестные чуваши для совершения чюка — моления с жертвоприношением. Живший в соседстве с Иваном его родственник Пусай помогал юмзе, закалывая приводимых жертвенных животных.
..В постройки чувашей можно было попасть из избы через боковые маленькие тайные двери. На ночь лошадей, коров, овец загоняли в их помещения и, проникнув в них через боковые двери, большие двери запирали перекладинами, чтобы их не могли открыть воры.
В юго-восточной, вновь заселенной части Чувашии, указывается в предании, опасаясь разбойников, «чуваши строили свои дома наподобие крепости: двор у них окружался высокими, часто двухэтажными надворными строениями, высокими пластинными дубовыми заборами, заключенными в толстые дубовые столбы, а изба строилась посредине двора. Окна в избе были маленькие, в одно или в два небольших звена, и таковых окон в избе было два или три, они прорубались очень высоко от земли. Избы изнутри запирались крепкими деревянными задвижками и прочными подпорками салап. Все амбары, конюшни, ворота имели по три крепких запора: внутри были подпорка салап, которая отпиралась посредством потайной веревочки, и деревянная задвижка, отпиравшаяся посредством деревянного шалнерного крючка, а снаружи особый громадный четырехугольный деревянный замок, твердо прикрепленный к полотну двери. Дома строили задами друг к другу (кута кутан) и прорубали маленькие двери для свободного перехода из одного дома в другой».
И в других преданиях упорно подчеркивается, что жилище строилось с расчетом защиты от нападений разбойников и лесных зверей. У курной избы вырубались очень маленькие окна, почему даже при солнечном свете в ней было темно. Она имела основную дверь и вторую — потайной выход, передние и задние фронтоны избы забирались бревнами, к печке устанавливали лесенку, по которой хозяин поднимался наверх и бросал на проникавших в избу воров камни.
Предание сообщает и о таком типе строений: в дер. Иваново (ныне Янтиковского района) юмзя Иван, основатель поселения, свой двор со всех сторон окружил двойной изгородью из хвороста и обмазал ее, для крепости, слоем глины с обеих сторон, утрамбовал глиной всю межстенную пустоту. Внутри укрепления, около своего жилища, воздвиг святилище. Сюда приходили окрестные чуваши для совершения чюка — моления с жертвоприношением. Живший в соседстве с Иваном его родственник Пусай помогал юмзе, закалывая приводимых жертвенных животных.
Старинная одежда чувашей, говорится в предании, отличалась от поздней. Шубы шили из необработанной кожи. Из домашнего сукна шили сукманы. Сборки устраивались не по талии, а от ворота шли до подола. Шили и чапаны. Ни шуба, ни сукман не имели воротника. Но к сукману приделывали подобие стоячего воротника, который украшался ожерельями. Женские платья, мужские рубахи и штаны как у верховых, так и у низовых чувашей шились из белого холста. Платья и рубахи вышивались. Наиболее распространенным видом обуви являлись лапти.
До XIX века, пока не получил распространение картофель, в пище, наряду с мясом, молоком, хлебом, мучными и крупяными блюдами, капустой, широко употребляли репу, из которой готовили борщ и другие кушанья. Репу возделывали на полях, в особенности на лесных полянах, что нашло отражение в преданиях и топонимах: упоминания о щарак ани — «поле под репой» и дарак выранё— «место под репой» встречаются нередко.
По письменным источникам известно, что в XVI—XVIII веках в Чувашии повсеместно господствовала паровая система полеводства. При расширении пашни вначале пользовались подсечно-огневым способом и методом корчевки высушенных деревьев. В этот период чуваши постепенно заменяли, хотя и хороший для обработки почвы, но тяжелый деревянный плуг агабусь и косулю русской сохой, переняли у русских крестьян цеп для молотьбы и овин, дававший возможность молотить и зимой. В XVI—XVII веках у чувашей на речках были только маленькие меленки-колотовки (мутовки). Примерно на пять дворов одна меленка. В течение XVIII века с помощью русских людей меленки в чувашских селениях были заменены водяными мельницами русского типа с наливным колесом и «подошевным» колесом. Произошел серьезный технический перелом в мукомольном производстве. Чуваши научились у русских новым ремеслам и промыслам, в XVIII веке—пасечному пчеловодству, заимствовали у них кое-что из предметов домашнего обихода, некоторые удобные формы мужской одежды.
Чувашские крестьяне, согласно преданиям, в XVI— XVIII веках часто страдали от неурожаев и голодных годов, пожаров, эпидемий, эпизоотии. Нередко пожары возникали от поджогов разбойниками. От чумы, или моровой язвы (хура чир, хупланасси), холеры, тифов и других эпидемий погибало много людей, иногда целыми деревнями. Появлялись мур дависем — «моровые кладбища». Проживание в курных избах вызывало глазные болезни, ослепление некоторой части населения.
Основной социальной и хозяйственной ячейкой являлась семья. Предания подчеркивают прочность семьи в старину. Отношениям между супругами были присущи преданность, верность, порядочность. В предании, записанном в дер. Большое Шигаево Мариинско-Посадского района, указывается, что распущенности (аскан) мужчин или женщин не допускалось. Если мужчина уличался в распущенности, его привлекал к ответственности суд общины и выселял из деревни. Если жена рекрута, служившего в армии 25 лет, родит сына без мужа, то такого сына не наделяли землей и по достижении двадцати лет отправляли в солдаты же. Супруги своим примером, в труде воспитывали своих детей. Разводов почти не было. «В старину,—говорится в предании, записанном в дер. Акташево Аксубаевского района Татарстана,—жена одного чуваша ушла к матери, оставив семью. Муж приехал к теще, запряг жену рядом с лошадью и погнал в свою деревню, один раз ударяет плетью по лошади, другой раз — по жене».
Велик был авторитет старших. «Невестка не могла появляться перед свекром или свекровью с непокрытой головой или босиком. В течение трех лет она должна была обедать стоя. Очень сильно почитали старших, боялись их»,—сообщает предание. При малейшем нарушении традиций почитания старших вмешивалась община. Семья была моногамной. Полигамия (многоженство) допускалась до крещения (до середины XVIII века) как редкое исключение лишь в среде богатой прослойки чувашского населения. Во многих преданиях сообщается, что богатеи имели по три или даже семь жен. Из архивных документов также известно, что в XVII—XVIII веках примерно из ста чувашей двое имели две-три жены, нередко родных сестер. Изредка встречались большие семьи. В предании рассказывается, что в старину в дер. Нижарово (ныне Янтиковского района) жил Катев. Он имел избу длиной в пять сажен. В ней, кроме самого хозяина, проживало 12 пар (килёнтёш) — 12 сыновей и 12 невесток. Потом некоторые из сыновей выделились. Жених должен был платить за невесту ее родителям калым (хулам укди) деньгами, по сумме возмещавший стоимость приданого.
Жена умершего старшего брата переходила младшему. Брать в жены из своей деревни или из ее выселков запрещалось под предлогом их происхождения от одного родоначальника. Брачный союз скрепляли проведением свадьбы с традиционным сложным ритуалом. Допускалось умыкание девушек. Так, основатель выселка Сятракасы (ныне Моргаушского района) Сирки участвовал во многих войнах, имел ранения. У него был отрублен палец. Надоело ему воевать, вернулся домой. Но в деревне все его родственники скончались. И он в лесу выбрал место, расчистил участок, построил дом. Надо жениться. Однако нет знакомой девушки. И он с Цивильского базара украл красивую девушку, говорят. Они очень сильно полюбили друг друга. Сирки каждое утро тремя ведрами приносил воду. Только сам ухаживал за скотом, не говоря уж о пахоте и посеве хлебов. Очень уж он любил жену.
Говорят, до самой смерти они друг другу ни одного грубого слова не сказали («виличчен те пёр-пёрне хыт самах каламан»). Предания, как и письменные источники, отмечают распространенность среди чувашей в XVII—XVIII веках такого явления, как неравный возраст супругов. Стремление многих чувашей женить своих сыновей в очень раннем возрасте и выдавать дочерей замуж в годах в значительной мере было обусловлено необходимостью иметь рабочую силу в крестьянском хозяйстве. Предание, записанное в 1912 году, сообщает: «Старики говорят, что в старину женили очень молодых. Перед женитьбой испытывали [мальчика] таким образом: бросали в него большой шапкой, которая весила, пожалуй, больше десяти фунтов. Если от этого не падал, то его женили. Должно быть, жених был не старше 14—15 лет. Девиц выдавали очень поздно: до 30 и 35 лет жили они девицами. Поэтому, пожалуй, существует смешной рассказ про древних молодых: бывало, вечером молодушки своих молодых уносили на руках в амбар». Подобных преданий записано немало.
В XVI—XVIII веках личная и общественная жизнь чувашей, их хозяйственная деятельность были тесно связаны с их языческими верованиями, о которых сделано огромное количество записей преданий и наблюдений. Языческие верования чувашей — особый вопрос, не относящийся к тематике настоящей книги. Мы ограничимся указанием, что чувашские языческие верования представляли собой, как и любая другая религия, фантастические отражения в сознании людей окружающей действительности — природы и общества. Язычество чувашей рассматриваемого периода — перевернутая копия сил природы и общественного устройства того времени. Подобно многим другим религиям, для языческих верований чувашей был характерен дуализм: добрые боги и божества во главе с Сюльди торой — всевышним богом — и злые божества во главе с Шуйтаном. Чувашское язычество еще в древности, когда предки чувашей продолжительное время общались с ираноязычными племенами и народами, испытало большое влияние зороастризма и маздеизма. Все живое в природе, все то, с чем чувашские крестьяне сталкивались в жизни, труде, окружающей природе, имело своих божеств, которые якобы приносили людям не только добро, но и зло, и только жертвоприношения, молитвы и наговоры, по суевериям чувашей, позволяли выпрашивать у этих божеств доброе и предотвращать вредные действия. В чувашской языческой мифологии общественное устройство получило отражение в пантеоне богов и божеств: верховный бог Сюльди тора отстранился от земных дел и перепоручил свои обязанности своим помощникам Кебе, ведавшему судьбами человеческого рода, Пюлехсе, назначавшему людям счастливые и несчастные жребии, Пигамбару, раздававшему людям душевные качества и сообщавшему юмзям пророческие видения.
Эти помощники, согласно чувашским мифам, часто обманывали Сюльди тору, действовали по своему усмотрению, не отчитываясь перед верховным богом, и больше творили зла, чем добра людям, хотя чуваши приносили им большие жертвоприношения животными, птицей и т. п. Между прочим, в чувашских мифах о богах прослеживается даже социальный протест обездоленных и угнетенных против эксплуататоров. Землемером К. С. Мильковичем в конце XVIII века записана следующая чувашская поучительная легенда: «В одно время Кебе, или Судьба, желая узнать, в каком положении земнородныя жизнь свою препровождают, послал с небес на землю Пигамбара, который, пришел к богатому чувашенину и в виде прохожаго, просит убежища в его доме; оный, отказав ему сурово, велел идти и ночевать при конце деревни в непокрытой хижине у беднаго. Пигамбар, возвратись на небо, известил об этом Кебе, но тот, не убедясь, послал Пилюгся с тем же известием. Напоследок Кебе, не уверясь им обоим, снизшел на землю сам и собственно собою испытал то же самое, в чем он Пигамбара и Пилюгся доверенностию не удостаивал. Во время его ночлега в непокрытой хижине родились у беднаго чувашенина сын, а у богатаго дочь. Пюлегсе на земле тогда пребывающему Кебе о предписании сим двум младенцам участей приказал предписать новорожденному беднаго сыну счастие богатаго, а дочери онаго вдовствование и бытие за девятью мужьями. Богатый чувашенпн, узнав чрез предвещение юмсей, что счастие его переселится должно к рожденному беднаго, сколько его истребить не старался, но покровительством Кебе, или Судьбы, наследован сын беднаго имением богатаго, и напоследок на овдовевшей от десятаго мужа его дочери женился».
Вначале люди жили долго, и их размножилось сверхмерно. И, чтобы не допускать такого положения, Сюльди тора создал нового помощника — бога смерти Эсреля, который на первых порах долго путал: то убивал всех младенцев или всех взрослых, и лишь затем стал убивать по разбору.
В молитвах при жертвоприношениях чуваши просили богов и божеств уродить хлеба изобильно, хватило бы его на год круглый, уберечь от палящего солнца, грома, молнии, пожара, ниспослать дождей, дать к лошади жеребенка, к корове теленка, к овце ягненка, резаку и лемеху легкость, семье — здоровье, к двери — зятя, впереди — невесту, избавить от войны, бедствий, несчастий, навета и клеветы человеческой, от врага-ненавистника, от вора-лиходея, помогать исправно нести подати, позволить «как добрые листочки меж собой щебечут, так и нам добрыми устами беседовать, в радости пить-есть». Просьбы чувашских крестьян к богам были связаны с их жизнью.
Сюльди торе противостоял бог зла и мрака Шуйтан, пребывавший в бездне. Согласно чувашской мифологии, Сюльди тора не раз уступал Шуйтану. Ему стали служить злые божества киремети. По широко распространенной легенде чувашей, Киреметь был сыном Сюльди торы. «Люди, подстрекаемые Шуйтаном, убили его в то время, когда он в пышной колеснице, запряженной белыми конями, разъезжал по земле, всюду принося с собою плодородие, обилие благ земных, довольство, счастье. Чтобы скрыть от верховного бога свое ужасное преступление, люди сожгли тело убитого сына его и прах его развеяли по ветру». И там, где пал на землю этот прах, появились злые божества киремети, враждебные человеку.
Киремети «обитали» при каждом чувашском селении. К. С Милькович перечисляет общих для всех чувашей киреметей, подразделяемых на старших, средних и младших. Кроме них, указывает он, каждая чувашская деревня имеет до 5—6 особенных своих киреметей. «...Всякий чувашенин верует в 12 киреметей своей и соседних деревень». По верованиям язычников чувашей, киремети приносили людям бесчисленное множество несчастий различного рода (болезни, бездетность, грабежи и т. п.). И киреметей умилостивляли жертвоприношениями по указаниям юмзей — жрецов чувашской языческой религии.
Киремети представляли собой культ предков, распространявшийся с возникновением классового общества. По народным легендам, в киреметей превращались души угнетателей, которые при жизни их на земле причинили много горя трудовому народу. Часто образ киреметя соответствует облику феодала — чувашского или пришлого. Жертвоприношения киреметям совершали в специальных культовых сооружениях, которые обычно устраивались в лесах и назывались киреметями же. Это — огороженные места квадратной или прямугольной формы в длину с запада на восток 40—60 сажен, в ширину с севера на юг— 30—50 сажен. Сооружение имело трое ворот: с востока (для ввода жертвенного животного), запада (для входа людей) и севера (носить воду). У западных ворот помещалось деревянное крытое здание с тремя (северной, западной и южной) стенами, с лавкой внутри. В помещении варили приносимых в жертву животных. Впереди помещения стоял жертвенник, на который ставили мясо жертвенного животного. Это мясо съедалось участниками моления. Шкуры приносимых в жертву животных вешали на деревьях или столбах. Каждое селение имело свой киреметь. Устраивался также общий киреметь на несколько селений, который русские в шутку называли соборным. За культовым сооружением ухаживал качавар (мачаур) или кёлё пудлахё (глава святилища).
Жрецы чувашской языческой религии — юмзи и мачауры — имели в сельском обществе очень большую силу и значение. Они оказывали на язычников немалое воздействие. Звание юмзи было наследственным. При любых несчастных случаях и болезнях чуваши обращались к нему, принося солидное вознаграждение. В мачауры выдвигались авторитетные мужчины, хорошо знавшие языческие ритуалы. Мачаур собирал средства на общественные жертвоприношения (приобретение жертвенного животного и прочее), совершал обряды молений и жертвоприношений. Часть собранных средств он присваивал. Юмзи и мачауры стремились как можно чаще проводить жертвоприношения, но они были тягостны для крестьян. Последние, как писал К. С. Милькович, «не получа свободы от болезни или несчастья, ропщут на свою веру, на изобретателей своих преданий и на киреметей». В предании о юмзе Топае, жившем еще при Иване IV, говорится: «У Топая в саду было жертвенное святое место, куда желающие принести богу жертву могли приводить по четвергам и пятницам однолетних баранов. Так как молитву при приношении жертвы должен произнести юмзя Топай, за это он получал непременно половину приносимого в жертву барана, иначе жертва не могла быть принятой богом. Если кто не желал эту половину отдать ему, Топай не допускал того до жертвоприношения».
Языческая религия регламентировала жизнь и быт чувашей, в какой-то мере даже их хозяйственную деятельность. Она играла важную роль в сохранении и сплочении чувашского этноса, препятствовала его ассимиляции другими народами, являлась составной частью национальной культуры. Велико было ее значение в поддержании добрых нравственных устоев, милосердия и порядочности в чувашском обществе. В ней чуваши находили утешение, веру в спасение в трудные времена.
В XVI—XVIII веках духовная культура чувашей, как и любого другого народа, была разнообразна и богата. В фольклоре отразились народные знания по сельскому хозяйству и агрономии, строительному делу, домоводству, метеорологии, особенно по предсказанию погоды по приметам, календарю, метрологии, лечению болезней, домашнему и общинному воспитанию и обучению детей. Народное искусство было представлено высокохудожественной резьбой по дереву и чудесной, богатейшей вышивкой. Широкое разнообразие жанров и форм, богатое содержание было характерно для чувашского устного народного творчества. Песни подразделялись на трудовые, хороводные, игровые, посиделочные, пирушечные (гостевые), культово-обрядовые, свадебные, рекрутские, исторические и др. В чувашских песнях, одноголосных в основном, редко двухголосных, преобладала пентатоника. Напевность, большая мелодичность сочетались в них с яркой выразительностью. Для многих чувашских песен был характерен образный параллелизм — сопоставление мыслей и переживаний поющего с картинами природы.
В устной словесности чувашей широко были представлены сказки (волшебные, о животных, бытовые, нравоучительные и др.), мифы, легенды и предания, пословицы, поговорки, загадки, заговоры и заклинания. Жизнь крестьян проходила не только в напряженном труде и социальной борьбе. Народ умел и веселиться, радоваться. В течение года в дни или недели, более или менее свободные от сельскохозяйственного труда, проводились народные праздники и обряды, связанные в какой-то степени и с языческими верованиями, и увеселения: сурхури — зимний праздник в честь приплода скота и урожая хлеба, сыварни — проводов зимы и встречи весны, калым и сэрен (вирем) — весенние праздники с обрядом изгнания зимы и злых духов, семик — праздник весеннего цветения, общественные поминки покойников на кладбищах, агатуй — массовые увеселения по завершении весеннего сева, спортивные состязания, уйчук— жертвоприношение и моление об урожае, уяв (синче)—пора отдыха людей, рабочего скота перед страдой, молодежных игр и хороводов, сюмыр-чюк — обряд выпрашивания дождя, авын-пити — праздник в честь урожая, чюклеме — моленье Сюльди торе и божествам, управлявшим земным миром, юба — осенние общественные поминки. Большинство праздников и обрядов сопровождались песнями и плясками. Зимою один раз чувашский крестьянин проводил пирушку, пригласив родственников и близких знакомых.
В социальном плане чувашское общество XVI—XVIII веков не было однородным. С вхождением Чувашии в состав Российского государства чувашские феодалы, поддерживавшие новую власть или лояльные к ней, сохранили свои права и земли. Они были причислены к сословию средних и мелких служилых людей. Из чувашей были единичные окружные князья пу. Таким в начале XVII века являлся Темей Теняков, живший в дер. Князь-Теняково (Пукасси, ныне дер. Большое Князь-Теняково Чебоксарского района). В предании, записанном в 1969 году в дер. Начар-Чемурша (ныне слита с дер. Синьялы Чебоксарского района), сообщается, что в старину в этой деревне жили чуваши и татары. В то время здесь хозяйничал князь Тенякин (так в предании). Очень злым и жадным был он, отнимал у крестьян земли. Татары все покинули деревню. Многие чуваши сбежали в дер. Шакулово (ныне село в Канашском районе). В Начар-Чемурше осталось лишь семь бедняков. Тогда и прозвали деревню Начар (Плохая). В XVI—XVII веках в Чувашии насчитывалось около двухсот сотенных и десятных {дёрпу и вунпу) князьков, которые впоследствии назывались сотниками, и тарханов.
Они, владея небольшими поместьями, участвовали в управлении чувашскими крестьянами, будучи назначаемы волостными сотниками, и несли военную службу на коне и с оружием. В XVI—первой четверти XVIII века довольно многочисленную группу мелких служилых людей составляли служилые чуваши, основной обязанностью которых являлась военная служба. Они были во многих чувашских селениях. После сооружения Симбирской укрепленной линии большинство служилых чувашей было переведено на эту линию, где им были пожалованы поместья по 50—75 и более десятин каждому. Часть служилых чувашей была переселена и на Сызранско-Пензенскую линию. Общая численность служилых чувашей достигала трех тысяч человек. Часть сотников, тарханов и служилых чувашей, принявших крещение, была переведена в местные города, где они составляли группу служилых новокрещенов.
К концу XVII века сотники и тарханы слились со служилыми чувашами. Сословие служилых татар, чувашей и мордвы было ликвидировано в 1718—1724 годах: они были причислены в разряд государственных крестьян и приписаны к разработке корабельных лесов . В чувашской ясачной, с 1724 года — государственной деревне постоянно вырастала и существовала официально не признанная патриархально-феодальная прослойка в лице пуянов (богатеев) и коштанов. Пуяны обогащались на экономической основе. Коштаны же, выступая в качестве ходоков но мирским делам и становясь агентами воевод и приказных служителей, собирали с крестьян солидные суммы для «ведения дела», способствовали вымогательствам представителей власти, обогащались. Пуяны и коштаны эксплуатировали общинников.
В художественной литературе выведены образы чувашских князей, сотников, тарханов. Особенно сочно показаны они в историческом романе М. Н. Юхмы «Дорога на Москву». Здесь несколько преувеличены место, роль и мощь чувашских феодалов. Народным писателем Чувашской АССР П. Н. Осиновым в замечательной драме «Ай-дар» на основе предания создан образ грозного чувашского феодала. Согласно драме, богатый чуваш Айдар участвовал в подавлении пугачевского восстания, за что Екатериной II был переведен в дворянское сословие. В одной из преданий рассказывается, что Айдар вначале не был богатым улбутом (помещиком). Во времена Екатерины II чувашские крестьяне восстали из-за земли. Айдар передавал чувашских повстанцев царскому карательному войску. За это императрица пожаловала Айдару лучшие пашни, луга и леса. Такие случаи могли быть только во второй половине XVI—XVII веках. В преданиях об Айдаре произошла анахронизация. История не знает случаев пожалования дворянства чувашам в XVIII веке. Тогда чувашского феодала, подобного Айдару, уже не было. А в XVI—XVII веках такие типы были.
В то время отдельные чуваши за боевые заслуги и участие в подавлении классовой борьбы крестьянства верстались тарханством. Так, в 1602/03 году ясачный чуваш дер. Яндобы Юмачевской волости Чебоксарского уезда Еникей, донесший воеводе Г. Пушкину о намерении чувашских крестьян поднять восстание — изменить царю Борису Годунову и побить русских дворян и чиновников, был вознагражден правительством званием служилого тархана, огромной площадью пашни и сенокоса на реках Буле, Шорбуте и Ихнирее, мельницей на речке Шоре и кабаком на Казанской дороге. Одним из прототипов Айдара мог бы стать чувашский сотник из дер. Тарханкасы (позднее село Сотниково) Кокшайского уезда Абяк Охтеев, живший во второй четверти XVII века. Он был всевластным хозяином округи, захватывал крестьянские общинные земли и продавал чувашским тарханам и русским помещикам, выгонял крестьян из их дворов и присваивал их имущество, избивал крестьян и творил всякие бесчинства. Айдара следует считать типом чувашского феодала XVI—XVII веков.
Предания о богатеях, по-видимому, характеризуют состояние, деяния, поведение и поступки как сотников и тарханов, так и пуянов и коштанов.
В дер. Яжуткино (Пёчёк Иалкаш) Аликовского района записано такое предание: «Раньше нашу деревню называли Илгышево. Это название произошло так: четыреста лет назад на месте нашей деревни (теперешней Яжуткино) откуда-то поселился человек по имени Ильтимир. Со временем у него появились дети. По его кончине его старший сын поселился на место нынешней деревни Илгышево. Младший сын остался в поселении отца. Деревня старшего сына начала быстро расти, поэтому позже ее стали называть Большое Илгышево. Деревня младшего сына Ильтимира увеличивалась медленно, и начали ее именовать Малое Илгышево. Время идет, и лет двести тому назад в Малом Илгышеве родился человек, которому дали имя Яжут. Как сказывали старики, Яжут стал очень богатым человеком. Он подчинил себе жителей всей деревни. Бедняки работали в его хозяйстве. Много было у него пашни. Вся деревня покорилась ему. Он был единственным главой всей деревни, по его воле деревню Малое Илгышево начали называть Яжуткино. И среди народа, и на сходках любил заявлять: «Я кто! Я — Яжут!».
В дер. Атлашкино (ныне Аксубаевского района Татарстана) в старину, когда не было еще города Чистополя (он образован в 1781 году), жил богатый чуваш-язычник одноглазый Пикл. Он был сьрме-пуяном, засевал большие площади земли, содержал мельницу. У него было много работников (тардасем). Скирды необмолоченного хлеба стояли у Пикла по два-три года. В них заводились мыши. Он держал много лошадей и другого скота. Беднякам Пикл одалживал хлеб и заставлял отрабатывать, засевал их наделы. Если он проезжал по своим полям и заподозривал, что люди усердно не работают, то слезал с тарантаса и хлестал крестьян нагайкой. Он был начальником над чувашами тех мест, собирал подати. «Он очень жестоко обращался с населением и непосильными поборами совершенно разорил многих крестьян». Значительную долю собранного «Пикл присваивал себе, построил великолепный дом и вел самый разгульный образ жизни. При малейших признаках возмущения целые деревни им предавались огню и разграблению. К услугам Пикла был вооруженный отряд из татар». На своих быстрых конях успевал за сутки съездить в Казань. Все население боялось его. Он завещал объявить его божеством. Как он умер, его амбар стал святилищем — обиталищем духа Пикла. В нем висели кожаные хомуты, узды с бронзовыми жуковинами, шлеи с кисточками, дуги. Никто не дотрагивался до этого амбара. Пиклу делали жертвоприношения, молились, в амбар бросали монеты.
Дер. Изванкино (ныне Аликовского района) называется и Сарплатом. «По преданию, основателем выселка (ошкан) был некто по имени Изван. Впоследствии какой-то барин по имени Сарплат, узнав, что жители поселка владеют плодородной землей, вздумал обратить их в крепостное состояние. Об этом замысле проведали чуваши соседней с выселком деревни Тогачь и из опасения, чтобы Сарплат не завладел и ими, однажды ночью Изванов выселок сожгли, а затем отправились в свой уездный город Курмыш хлопотать об устранении домогательств Сарплата, в чем и успели».
В окрестностях села Юваново Ядринского района имеется местность, известная под названием Патёк кил варе— «Ложбина дома Патека». В старину здесь, отдельно от деревни, стояла усадьба Патека. Его считали улбутом. Он был очень богатым. Имел много земли. Содержал большое количество скота. Угнетал окрестных крестьян, избивал их. Если крестьянский скот заходил на его землю, то он загонял его к себе, заставлял платить штраф. В народе он слыл свирепым. Крестьяне, сговорившись, собрались на усадьбе Патека. Они убили его, ударив тележной осью, имущество отобрали, постройки подожгли.
Дер. Ямбахтино Вурнарского района по-чувашски называется Шахаль. Русское название селения связано с именем злого богача Ямбака. Его дом стоял на речке Азим (Адам сырми). Он подчинил себе окрестных чувашей, заставлял их работать в своем хозяйстве. Жизнь крестьян становилась невыносимо тяжелой. Люди, работавшие на Ямбака, сговорившись, покончили с ненавистным угнетателем и его семейством, сожгли его дом со всеми постройками. И все участники возмездия, зная, что их ожидает, покинули вместе с семьями родные места и осели в разных, в основном юго-восточных, селениях Чувашии и даже за ее пределами.
В дер. Чувашское Элькино, позднее переселившейся в дер. Чувашская Чебоксарка (ныне Ново-Шешминского района Татарстана), жил богатей Ухтияр. Он держал себя как помещик, стремился закрепостить всех жителей деревни. Стал бесцеремонно наглым. Обязывал сельчан почитать его наравне с богом. Вмешивался в семейные дела жителей. Не смогли крестьяне терпеть далее его насилие. Жены у богатея уже не было, а была дочь Пинеслу, которую народ уважал. Когда крестьяне решили расправиться с угнетателем, сельские девушки увели его дочь на ночь в другой дом. Зашли мужики в дом к Ухтияру, напоили его, и уснул богатей. Как наступила ночь, крестьяне заперли двери дома Ухтияра, натаскали соломы вокруг него и подожгли.
Дер. Верхние Панклеи (ныне Моргаушского района) основана Осипом. Он был очень богатым, имел три стада скота. Держал 20 работников. Был женат на русской женщине. Вырастил трех сыновей. Один из сыновей в течение всего лета ездил по свадьбам, не расседлывая коня, отчего на спине его завелись черви. Будучи недоволен этим сыном, Осип зарыл две бочки с серебром за своим сараем.
Сава, один из основателей дер. Трехизб-Шемурша (ныне Шемуршинского района), содержал, по преданию, 60 лошадей, стада коров и овец, много ульев. Во времена Пугачева в дер. Ербаш, стоявшей в одной версте на север от села Шуматово (ныне село Советское Ядринского района), богач Тозай «имел 12 амбаров хлеба и... у него было 12 наемных работников, которых он всех переженил». Юрка Чоматеев из дер. Юрмекейкино (ныне Ядринского района) также «держал 12 работников, и у каждого из них было по две лошади». В пугачевское же время в дер. Усландыр-Яуши (ныне Вурнарского района) жил богатый чуваш Федот. У него было 12 лошадей, 7—8 коров, целый двор овец. На жатву нанимал 40 работников. Основатель дер. Чураково (ныне Буинского района Татарстана) Нунна, как сообщает предание, стал отменным богачом. У него было 15 лошадей, 20—30 коров, целое стадо овец. Держал много работников. О таких богатеях рассказывается во многих других преданиях. В них отмечается, что при сборе куланая (податей) богатеи за один вечер расплачивались за всю деревню, затем бедных крестьян заставляли работать в своем хозяйстве по самому низкому зачету работы в счет долга.
В некоторых из вышеприведенных преданий были охарактеризованы и действия коштанов. Предания подчеркивают, что коштаны — мироеды, сельские верховоды, ходатаи по мирским делам. В дер. Старые Щелканы (ныне Урмарского района), говорит предание, громкую известность получил коштан Курманай. «Он жил богато с девятью собаками. И был он весьма зол и первейший коштан. Начальство приезжало всегда к нему. Он отдавал в Щелканах в солдаты того, кого хотел, без всякой справедливости. И певал он, бывало, так:Упрямство, норов — все в пучке, А наши глаза — на добре.
И прибавлял в конце песни: «Сто человек —это один человек...» В дальнейшем его род прервался, потому что много людей лили слезы от него». По другому преданию, в старину в дер. Шихабылово (ныне Урмарского рай-она) жил богатый коштан Исей. Он держал жителей деревни в страхе. До сих пор народ называет его именем одну низину — Исей лупашки. Он захватил луга этой низины и владел ими. В дер. Янашкасы (ныне Чебоксарского района) коштана звали Тимма-патша (царь Тимма). «Жил он, говорят, в Пёчёк татйк (Малом тупике). Он верховодил на сходках, и общинники всегда решали так, как он говорил. Община не преступала его слов, особенно при переделах земли. Говорят, он был очень сильным, никто не мог перебороть его.
В дер. Имбюрти (ныне Цивильского района), как сообщает предание, были коштаны, которые держали в подчинении жителей не только своей деревни, но и входивших в одну сложную общину селений Чирши и Опнеры. Никто не мог прекословить им и не подчиняться. Коштаны главенствовали при использовании полей, источников воды, лесов и лугов, при переделах земли. Три деревни подчинялись имбюртским коштанам. Из-за этих коштанов соседние селения стали называть имбюртцев хозяевами земли. И на жертвоприношениях киреметю, и на уйчюке всегда верховодили коштаны.
Известен весьма оригинальный случай коштанства. В дер. Нижарово (ныне Янтиковского района) у основателя деревни Киткея родился сын Иван, прозванный Коштан Иван. Он обнес оградой вышиною в сажень «площадь в три десятины длиною и шириною (наверное, по 30 сажен в длину и ширину.—В. Д.), внутри которой поставил стол, скамьи и стул «киреметь погань» (стул, седалище киреметя) и стал созывать сюда народ для жертвоприношений, раз в год, в пятницу. За неделю и раньше до наступления годичной пятницы Коштан Иван, называвший самого себя киреметем, ходил по деревне и объявлял: «Дверь киреметя отворяется в пятницу. С пивом, вином, яшкой(со щами), хлебом и деньгами приходите! Женский пол, взявши холст, полотенца, нитки, приходите! Взявши с собой барана, гуся, утку, приходите! Меду, медового пива взявши, приходите! Если кто не принесет этих вещей, на меня не гневайтесь».
Богатеев и коштанов; часто навещали разбойники и воры. В 1904 году учитель школы дер. Подлесное (ныне Янтиковского района) П. Макаров так изложил на русском языке предание о богатеях-коштанах: «Более ста лет тому назад в деревне Иваново жил грамотный человек — язычник Шемякей, который женился на девяти женах сразу и имел от них двенадцать сыновей и несколько дочерей. Детей своих держал строго, неповиновавшихся детей казнил ременными плетями. Он был первый коштан в окрестности. Шемякей Илмяков имел какой-то чин: по случаю этого объезжал по губерниям и уездам. Род от этого Шемякея перешел в деревню Подлесное.
Был еще в деревне Подлесное богатей и коштан Алексей Горбунов, по имени православный, на самом деле язычник. Между Алексеем и Шемякеем произошел бунт: Шемякей вышел воевать с ружьем, а Алексей с рычагом. Дело завершилось в интересах Шемякея. Шемякей в тодашнее время был чиновник, потому Алексею против Шемякея стоять было невозможно. По-видимому, бунт был за землю.
Алексей был очень богат деньгами и хлебом. Раз к нему приехали разбойники во время страды. Когда они ужинали, заметили стук в ворота. Глядь, в ворота въехали несколько русских верхом и ворвались в избу, захватили старика, скрутили его и стали упорно требовать деньги. Алексей не противился: ...разбойников было около 25 человек. Алексей вынес разбойникам кошелек золота. Разбойники недовольны. Они зажгли лучины и палили нижнюю часть этого старика. Бедняжка скончался от этого пожога. А дети его остались бедными».
«Дорога, идущая от Переднего околотка дер. Кильдишево (ныне Ядринского района), в Юрмекейкино называется Тоска дуле (Тоскандеева дорога). На этой дороге жил Тосканди. Он имел много скотча. Когда водили скот на водопой, один конец был около ключа, а другой только еще выходил из карды (двора). От имени первопоселенца ключ получил название Тоска далё (Тоскандеевский ключ), а ложбина называлась Тоска далё варё (Ложбина Тоскандеевского ключа). Однажды Тосканди устроил пирушку. В это время пришли к нему разбойники. Один из них, сломав сзади печь, вытащил из нее шарттан (вид колбасы) и спрятал его за пазуху, и вышел плясать и петь перед гостями. Пока он пел и плясал, его сообщники угнали у Тосканди коров».
Предание сообщает, что дер. Имбюрти (Ёмпурт Туда), что в Цивильском районе, образована переселенцами из дер. Второй Тойзи. Первым выселился богатый чуваш, который поставил на новом месте большой дом из семи покоев. У него было семь жен, и каждая жила в отдельном покое, каждая имела лучинник для освещения ночью своей комнаты. От большого дома богача исходит и наг звание деревни: Ём пурт означает Мон пурт— «Большой дом». Сей богатый чуваш имел пивной котел золотых монет, который был им зарыт. Об этом узнали воры. Однажды днем, нарядившись в одежду путешественников, зашли к богатею в дом. Хозяин и все его домочадцы были в то время в поле на жнитве. Как только зашли в дом воры, пришла домой одна из жен богатея варить похлебку для работников. Воры стали допытывать се и уговаривать ее показать место хранения денег мужа. Та не знала места и не смогла выдать спрятанных денег. Но коварная жена богатея обещала ворам пустить их ночью в покой мужа. Как только воры постучались ночью в дверь, она пустила их в дом. Воры тут же схватили богатея и стали пытать его, подводя зажженные лучины к нижней части, и требовать припрятанные деньги и остальное богатство. Старик молчал и тайну свою не открыл до смерти. Клад его остался неизвестным до наших дней.
Есть и предание, в котором богатей отбивается от нападений разбойников. Оно записано в 80-х годах XIX века Н. М. Охотниковым, известным нам как первый ученик гимназиста Владимира Ульянова. В дер. Чувашская Чебоксарка (ныне Ново-Шешминского района Татарстана) имеется возвышенное место, имеющее форму полуострова: оно окружено с трех сторон двумя речками, впадающими в одну. По преданию, этим полуостровом владел некогда богатый чуваш по имени Утлас. Он, живя па высоком, защищенном речками месте, откуда видна вся окрестность, и владея домом с подземными ходами, держал в страхе и покорности жителей деревни и умел охранять себя и свое имущество от разбойников. Выезжал он с кучером на тройке красивых вороных коней с колокольчиком и имел при себе ружье-двустволку, саблю, кинжал и другое оружие, которым отражал неприятелей, осмеливавшихся нападать на него в дороге. Рассказывают, что однажды на него напало двенадцать разбойников. Заметив приближение их, он остановил лошадей и, спокойно дождавшись их, двоих из них застрелил, у некоторых отсек голову, другим распорол животы. Остальные, устрашенные его силой, спаслись бегством. Но оставшиеся в живых разбойники поклялись отомстить Угласу за гибель своих товарищей. В одну тихую ночь ему послышалось, что на дворе и в сенях ходят люди. Быстро схватив свое вооружение, он бросается в подполье, откуда пробирается подземным ходом в огород, подходит тихо к забору, видит известных ему разбойников и начинает в них стрелять: уже несколько человек пали мертвыми, остальные ищут его во дворе, но не находят. А Утлас все продолжает стрелять. Разбойники, наконец, покинув трупы своих товарищей, удаляются.
Среди богачей были и такие люди, которые использовали разбойников в своих интересах. Так, по преданию, на городище у дер. Кошки (ныне Красноармейского района) находилось становище буйных разбойников, возглавляемых Тромоем. На этом становище знатный чуваш Саван имел погреб-тюрьму, в которой с помощью разбойников держал провинившихся перед ним чувашских крестьян. До сих пор жители указывают на овраг Саван нух-репё (Погреб Савана), впадающий в речку Кошчак.
В преданиях о захвате общинных земель чувашскими богатеями широко распространен мотив ответа земельного участка на вопрос, чей он. Богатый некрещеный чуваш из дер. Осиново (ныне Козловского района) Мыгыт захватил себе множество разных земельных угодий и тем до крайности стеснил других жителей деревни. Когда выведенный из терпения мир (община) стал богачу на это жаловаться, то Мыгыт, чтобы удержать землю за собой, хитро поступил таким образом: на всех четырех углах своих владений вырыл но яме, посадил в три из них по сыну, а в четвертый — работника и затем закрыл их так, чтобы посторонние не могли приметить присутствия их. После того, приведши общинников на свои земельные владения, Мыгыт начал спрашивать землю, чья она. На это из-под земли в четырех углах владения явственно слышалось имя завладевшего землей богача. Мир богачу поверил. Но вскоре оказалось, что сыновья богатея с работником в ямах померли (в наказание отцовской жадности).
Таким же образом поступил и лишился своих сыновей и работников богатый чуваш Сорым, живший, по сообщению рассказчика предания, в Ядринском уезде. Он вместе с другими крестьянами в течение ряда лет расчистил в лесу три чащобы. Первоначально эти чищобы засевали все вместе. Через некоторое время Сорым отстранил всех остальных и стал засевать всю землю силами своих десятерых работников. Община была сильно недовольна этим и подала на Сорыма жалобу в ближайший орган власти, но Сорым отделался от жалобы взяткой. Община подала новую жалобу, уже в губернский город. Оттуда прислали чиновника. Чтобы избавиться от притязаний крестьян, Сорым расставил своих сыновей и работников в ямах по углам чищоб. На вопрос чиновника: «Кто тебя чистил?»—земля отвечает: «Сорим улпут» (Барин Сорым). Суеверные крестьяне согласились с «голосом земли» и оставили чищобы за Сорымом.
В дер. Верхние Олгаши (ныне Моргаушского района) Н. И. Ашмариным в 1897 году записано аналогичное предание о Макаре — богатейшем человеке, державшем себя как ёмпу (царь). Он отнял у крестьян их наделы. Крестьяне решили вернуть свои владения через суд. Перед тем как прибыть судьям, Макар поступил так же, как в предыдущих преданиях. Как судьи ушли, оказалось, что все четыре сына Макара в ямах задохнулись. Узнав об этом, сам он повесился на березе.
В дер. Чандрово (ныне Чебоксарского района) жил хитрый, грозный коштан Гурий Щеголь. В лесу он имел большой участок пашни. Когда стали делить в общине землю по душам, лесной участок Гурия оказался излишним. И общинники решили отобрать у него этот участок. Коштан поступил так же, как в вышеприведенных случаях. За ним и остался участок. Но как Щеголь пошел открывать ямы, ни одного из четырех сыновей там не оказалось. Их поглотила земля в отместку за несправедливость и жадность отца.
Богатеи и коштаны в преданиях с «ямным» мотивом превращаются впоследствии в киреметей. Сорым, Мыгыт, Макар, Гурий Щеголь могли быть собирательными образами. Так, киреметь Сорым почитался во многих селениях бывших Ядринского, Цивильского и Чебоксарского уездов, а Макар является персонажем множества преданий, записанных в северо-западном углу Чувашии. Для нас важна в этих преданиях информация о присвоении богатеями и коштанами общинных земель и осуждении таких действий рядовыми крестьянами.
Рассмотренные нами предания в основном правильно указывают причины обогащения богатеев и коштанов: эксплуатация чужого труда — работников и рядовых крестьян, использование преимуществ семейной кооперации (то есть многочисленности рабочих рук в семье), захват общинных земель, пользуясь тем или иным способом присвоенной общественной властью. Предания указывают, что угнетатели богатели на народной крови. Когда крестьяне из одной деревушки Чебоксарского уезда, расположенной на большой дороге, из-за обид от проезжавших воинских команд решили переселиться подальше, к отдельно стоявшему двору сильного (богатого) человека и начали перевозить туда бревна и солому, достали воду из колодца богатея. Но в ведре вместо воды оказалась живая кровь. Крестьяне не стали селиться здесь. По народному представлению, у богатея даже в колодце кровь.
Однако встречается в преданиях и недостоверное, сказочное объяснение причин обогащения. Из таких фольклорных произведений наиболее характерным и ярким является предание об обогащении Мэтрика, одного из основателей дер. Трехизб-Шемурша. Семья Мэтрика была бедной. Мэтрик пас табунок коней. Однажды к табуну примкнул очень красивый сивый конь. Пастух на своей лошади стал гоняться за приблудным конем, но не догнал. Слез со своей лошади, побежал за сивым, догнал его и полоснул по нему кнутом. И тут сивый, испражняясь, выбросил большую кучу монет. Говорят, в старину клады выходили на поверхность в виде животного. Обыкновенный человек не мог поймать такого животного: оно быстро скрывалось в землю. Мэтрик был необыкновенным, поэтому догнал коня-клад. Он привез монеты домой и стал очень богатым человеком. Деревенские жители изумлялись обогащению Мэтрика. И завел он семь жен. Держал их строго. Для каждой у него была ременная плетка саламат. А на ручке каждой плетки было написано имя жены. Мэтрик стал грозным хозяином. Жены удивлялись: почему он моется в бане один? Однажды, когда он мылся в бане, младшая жена подошла к окошку тёнё и с изумлением увидела, что у мужа есть крылья. Мэтрику становилось известным все. Он узнавал мысли людей. Он уже узнал, что младшая жена увидела его крылья. Вернувшись из бани, он запер ее в хлев и забил насмерть: его крылья не должен был видеть никто. Благодаря крыльям он и бегал так быстро и догнал коня-клад. Человека, увидевшего его крылья, Мэтрик должен был убить. Хотя он и убил жену, но у него крылья все же высохли. Он стал чахнуть, обессилел. Он уже не богател. У него были сыновья Соливан и Атникей. До сих пор продолжается в деревне их род. В этом предании, легендарном, мы встречаемся со сказочными мотивами, характерными для героических народных повествований.
Большинство преданий, изложенных выше, рисует богатеев и коштанов беспощадными угнетателями трудовых масс. Исключение составляют предания о тархане Изам-бае, Ерге Пазееве. В Яльчикском районе, в частности в селе Новое Тинчурино, рассказывают предание о тархане Изамбае. Оно опутано анахронизмами. Но его основную канву можно уловить. В наших краях, говорится в нем, жил богатый и отважный тархан Изамбай. Его прапрадеду Ертуху царь Иван пожаловал огромную площадь земли за помощь в завоевании Казани. Дети, внуки, правнуки, праправнуки Ертуха охраняли дворец русского царя. И Изамбай служил у царя. В семнадцать лет он был на войне и в сражении чуть не захватил в плен чужеземного царя. Но потом Изамбай поднял мятеж против русского царя, так как он любил родной народ, хотел сделать его счастливым. Изамбай был арестован и посажен в тюрьму. Ему удалось бежать из заточения и вернуться на родину. Здесь вместе со своим соратником Юман-батыром он поднял восстание против помещиков и богатеев, расправлялся с ними, их имущество раздавал бедным. Через полгода сюда прибыло большое царское войско. Оно окружило и разбило отряд Изамбая. Крепость его была сожжена, сам Изамбай погиб в бою в лесу в районе Юхмы. И супруга Изамбая сражалась рядом с мужем и погибла вместе с ним. В главе IV рассказывалось о реальном лице — служилом чуваше Изанбае Янбаеве, основавшем дер. Новое Изамбаево (ныне в Яльчикском районе). Возможно, он послужил прототипом тархана Изамбая в приведенном Предании. Известно, что некоторые служилые чуваши и тарханы, служившие в Москве в полках иноземного строя, были участниками восстания 1662 года.
Предание о Ерге Пазееве было записано в 1900 году А. В. Рекеевым. В дер. Байглычево (ныне Яльчикского района) жил в старину Ерга Пазеев. Говорят, был богатым и очень умным, являлся главой деревни. Иногда разъезжал на лихой тройке с верховыми провожатыми. Он решил расширить свои земельные владения, но в местных учреждениях не добился цели и поехал с челобитной в Москву, где пробыл больше года. В том году, летом, проезжал неподалеку от Байглычева по большой дороге какой-то важный государственный сановник со свитой и остановился на берегу реки Большой Булы на отдых. Жена Ерги Пазеева, оставшаяся дома, очень горевала о муже и, узнав о стоянке важного сановника, отправилась к нему с просьбой и поклоном. Явившись к сановнику, она подробно рассказала ему о муже и делах его, о том, что о муже давно нет никаких известий. Она пригласила сановника и его свиту в свой дом, по старинному чувашскому обычаю, велела зарезать самого лучшего быка и угостила всех душистым медом. Сановник дал слово, что по приезде в Москву он постарается найти ее мужа и помочь ему в делах.
Возвратившись в Москву, сановник распорядился ходить по улицам с барабанным боем и спрашивать: «Не знает ли кто пришлого чувашина Ергу Пазеева?» Барабанщики ходили два дня и не нашли его. Сам же Ерга Пазеев перепугался от такого розыска и решился открыться. Но когда барабанщики появились на улице в третий день, Ерга Пазеев решил явиться к ним сам. Барабанщики повели его к сановнику. Сановник расспросил его подробно, указал ему все пути-дороги, входы и выходы по его земельному делу и во всем помог ему. Пазеев возвратился домой с утвержденными земельными документами, которые позже сгорели во время пожара. По этой владенной дана была ему новая, кроме своей, казенная земля через татарское Атабай-Анкибское поле. Этой землей байглычевцы владеют доселе и теперь еще благодарят за нее Ергу Пазеева. Впоследствии у Ерги Пазеева появились ненавистники, которые старались изжить его. И вот на одной свадебной пирушке поднесли ему яд, отчего он скончался скоропостижно. Перед смертью он просил похоронить его ночью в поле, дабы никто не знал места его могилы и чтоб на ней люди пахали и сеяли хлеб. Так и исполнили его просьбу.
В XVI—XVIII веках местные мелкие феодалы (чувашские князьки, сотники, тарханы, служилые чуваши) и представители патриархально-феодальной прослойки (пу-яны, каштаны) все же не являлись основными эксплуататорами чувашских крестьян.
С вхождением в состав Российского государства чувашских и других нерусских национальностей крестьян Среднего Поволжья эксплуатировал весь класс русских феодалов через государственную систему, не превращая их в частновладельческих крепостных. Ясачные люди, с 20-х годов XVIII века — государственные крестьяне из чувашей, татар, марийцев, удмуртов фактически являлись крепостными феодального государства. Вносимые ими в казну ясачные и другие подати и выполняемые различные повинности (трудовая, военная и др.) являлись рентой-налогом. С переводом в 1724 году в сословие государственных крестьян бывшие ясачные люди стали платить казне отдельно государственный налог — подушную подать, как и все крепостные России, и феодальную ренту — денежный оброк в том размере, в каком помещичьи, дворцовые, монастырские крестьяне платили своим владельцам. Сохранились трудовая, рекрутская и другие повинности. Внеэкономическое принуждение в отношении ясачно-государственных крестьян осуществлял дворянско-чиновничий аппарат управления.
Воеводам принадлежала вся полнота власти над ясачными, государственными крестьянами уезда: они управляли ими, судили и наказывали их, ведали сбором с них податей, требовали от них выполнения повинностей, призывали на воинскую службу. Дворяне, приказные служители и чиновники творили над крестьянами народов Поволжья произвол и беззаконие, занимались вымогательством. Нерусские, в том числе чувашские крестьяне, полностью предоставленные во власть дворянско-чиновничьей администрации, опасались и боялись ее. Подполковник А. И. Свечин, возглавлявший в 1763—1765 годах Комиссию по ревизии корабельных лесов и изучению положения нерусских крестьян Среднего Поволжья, писал: «...Жители в Казанской губернии, а особливо новокрещены ис чуваш и черемис, от разных неподлежащих поборов и прицепок раззорены... и утроплены так, что ежели увидят одного солдата в мундире, оставляя свой дом, разбегиваются в разные места». И в преданиях говорится, что дворяне и чиновники терзали и травили чувашских крестьян. В 1884 году М. Никитиным в Чебоксарском уезде записано такое предание о временах прошлых (ёлёкхи самана): «Чуваши, говорят, жили очень опасаясь. Если увидят следы шинных колес, подкованных лошадей и сапог, боясь появления конторских людей, тотчас скрывались». Такой мотив встречается и в других преданиях.
Земли ясачных людей являлись собственностью феодального государства в лице его верховного главы —царя. Поэтому они вносили ренту в государственную казну. Чувашские крестьяне сами также понимали, что обрабатываемая ими земля — царская. Такое представление было выражено в следующей легенде, записанной Н. В. Никольским в Ядринском уезде в начале XX века: «Первоначально люди занимались охотой. Но вот в семье началась прибыль. Пока было всего два-три человека, жили кое-как — перебивались. Но бог послал этой семье 30 молодцов-сынков. Есть стало нечего. Отец и сыновья порешили, что им нужно идти к царю, просить земли. Сказано, сделано. Взяли в долг 30 десятин. Платить было нечем, и решили платить царю натурой — работой. Пошли к царю и закабалили себя в работники...» Смысл легенды таков, заключает Н. В. Никольский, что земля — царская собственность.
Царское правительство перевело некоторую часть чувашских земель в непосредственное владение казны, передавало земли, находившиеся во владении общин чувашских крестьян, под строительство городов, дворянам, монастырям. Первое выделение земель русским феодалам в Чувашии было произведено во время писцовых переписей 1555-—1557 годов, второе —в 1565—1567 года. Во время вторых писцовых переписей русским вотчинникам и помещикам в Чувашии были пожалованы земли, оставленные
занимались вымогательством.
Земли ясачных людей являлись собственностью феодального государства в лице его верховного главы —царя. Поэтому они вносили ренту в государственную казну. Чувашские крестьяне сами также понимали, что обрабатываемая ими земля — царская. Такое представление было выражено в следующей легенде, записанной Н. В. Никольским в Ядринском уезде в начале XX века: «Первоначально люди занимались охотой. Но вот в семье началась прибыль. Пока было всего два-три человека, жили кое-как — перебивались. Но бог послал этой семье 30 молодцов-сынков. Есть стало нечего. Отец и сыновья порешили, что им нужно идти к царю, просить земли. Сказано, сделано. Взяли в долг 30 десятин. Платить было нечем, и решили платить царю натурой — работой. Пошли к царю и закабалили себя в работники...» Смысл легенды таков, заключает Н. В. Никольский, что земля — царская собственность.
Царское правительство перевело некоторую часть чувашских земель в непосредственное владение казны, передавало земли, находившиеся во владении общин чувашских крестьян, под строительство городов, дворянам, монастырям. Первое выделение земель русским феодалам в Чувашии было произведено во время писцовых переписей 1555-—1557 годов, второе —в 1565—1567 года. Во время вторых писцовых переписей русским вотчинникам и помещикам в Чувашии были пожалованы земли, оставленные
пригнанными при казанских ханах мордовскими крестьянами с Мокши и Суры для обработки ханских дворцовых земель. После 1551 года мордовские крестьяне вернулись на родину. Помещики в пределах Чувашии получили мордовские пустоши под Свияжском (Беловолжскую слободу), по реке Кубне (на территории современного Комсомольского района), на Кошлауше (ныне в Вурнарском районе), вблизи будущего города Цивильска. Не довольствуясь мордовскими пустошами, помещики тогда еще захватывали земли чувашских крестьян. В дальнейшем помещикам и монастырям отошли чувашские земли под городами Чебоксары, Цивильск, Ядрин, где возникло немало русских селений. К середине XVII века в основном уже существовали почти все русские селения, которые сохранились до настоящего времени. Помещики и монастыри переводили на свои земли крепостных крестьян из центральных районов России, принимали беглых русских крестьян. К концу XVIII века в пределах Чувашии в границах современной республики были русские имения: в Чебоксарском уезде 43, Цивильском — 20, Ядринском — 10, Козьмодемьянском — 2, Тетюшском — 1, Буинском— 4. На территории компактного расселения чувашей к 1795 году русским феодалам принадлежало: в Козьмодемьянском уезде—1,37 процента из всех земель, Тетюшском— 0,72, Цивильском — 5,52, Чебоксарском — 8,93, Ядринском — 2,58, Буинском — 2,03 процента. Как видим, доля русского землевладения в Чувашии была не очень велика59. По документам известно много случаев самовольных захватов земель чувашских крестьян помещиками и монастырями. Крестьяне упорно, нередко выступая с оружием в руках, сопротивлялись таким захватам.
В предании, записанном у чувашей села Штанаши (ныне Красночетайского района) еще в 1837 году, указывается, что когда царь Иван IV проезжал по большой дороге по Присурью, «чуваши явились к нему с челобитной и просили утвердить за ними землю... Государь приказал написать крепь и утвердить присурскую землю за чувашами со всем лесом, со всеми озерами, со всеми пахотными и сенокосными местами... Потомки этих чувашей за разные безделицы и невидальщины по клочку продали эту крепь какому-то русскому барину, который проезжал этими местами. Крепи у нас не стало, и вся земля впоследствии отошла в казну. А мы остались на этих клочках, на которых живем теперь».